Записки средневековой домохозяйки - Страница 61

Именно таков был главный советник его величества по торговым делам — Марвел Хольгрим, граф Стоувер.

— Так что я бы посоветовал вашему племяннику вернуть ее в столицу, — продолжал говорить Хольгрим. — Поверьте мне, после этого он остепенится, ведь ничто не успокаивает мужчину так, как наличие рядом прекрасной супруги, — проникновенно вещал мужчина-жаб. — Все выходки, дебош, что он устроил у меня под окнами в министерстве… Я понимаю горячая кровь, молодость, отсутствие супруги рядом, чтобы успокоить жгучее желаниее. Но… — и вдруг оглянувшись по сторонам, шепотом добавил. — Вы уверены, что это неспроста? Что ваш племянник в здравом рассудке?

— Да как вы смеете?! — не выдержал герцог Коненталь.

Он и так-то не терпел этого напыщенного, разожравшегося и по слухам подворовывающего из казны наглеца, которого, впрочем, так и не смогли поймать за руку, а теперь после грязных намеков, пятнающих честь его семьи и родственников, больше сдержаться не смог.

— Ох, простите, но я лишь забочусь о здоровье вашего племянника! — тут же пошел на попятную Хольгрим. — Недавно он вон что, учудил у меня под окнами! Обвинял невесть в чем! Сквернословил, бил окна… Пришлось звать охрану и выпроваживать его силой! А вы мне говорите, что я смею… Ваш племянник одно сплошное беспокойство, — и заискивающим тоном, продолжил: — Не лучше ли будет, если он уедет на лето и осень к супруге? Раз уж она у него занедужила. Или может быть, захватив ее, они вместе отдохнут на водах? Там говорят, так хорошо лечат нервическое.

Герцог был вынужден проглотить эту пилюлю молча. Если посмотреть отстраненно — Хольгрим был прав на сто процентов. Кларенс в последнее время вел себя ужасно. Дорвавшись до скромных наследных капиталов, он уже умудрился почти все промотать. Скачки, бега, игральные салоны, где за вечер спускались десятки тысяч… А Вивьен? Эта девица шла у герцога на особом счету. Потому что те же счета, копии которых ему приносили из ювелирных лавок, заставили бы понервничать и более крепких духом, нежели он — подорвавший свое здоровье на посту первого канцлера. Да если бы не Кларенс и его выходки, которые необходимо было прикрывать раз за разом, он бы давно попросил отставку.

Меж тем, Хольгрим раскланялся, попрощавшись и пожелав всего самого наилучшего, отправился по своим делам. А Герцог заторопился домой.

Настроение у него и до этого бывшее не на высоте, после разговора с Хольгримом стало хуже некуда. Ему постоянно пеняли за Кларенса, обращали внимание на безобразное поведение племянника.

Кларенс и так не был идеалом для подражания, но когда около года назад познакомился с Вивьен… Его словно подменили. Герцог понимал, что Кларенс влюблен в эту девицу настолько, что даже готов за нее жизнь отдать, а она… Она вертела им как хотела, а сама тем временем вытворяла, что ей вздумается. А думалось ей… Порой складывалось впечатление, что она вообще не думает, а порой… Кто-то очень хитрый ее руками вел свою игру. Но вот только какую? Вот что хотелось бы знать его светлости.

— Дорогая. Я же могу вас называть — дорогая? Ну почему вы сегодня со мной так холодны? Порой у меня опускаются руки и не остается никакой надежды хотя бы на малейшую взаимность.

— Джонатан, вы для меня были и остаетесь самым преданным и добрым другом.

Мы разговаривали с баронетом в тенистой беседке. Дейдра давно уже убрала чайную посуду, и теперь мы просто беседовали. По блеску в глазах мужчины, когда он приехал, я поняла, что сегодня что-нибудь обязательно произойдет. И вот в итоге…

Джонатан пересел ко мне поближе, придвинулся, завладел моей ладонью и начал задавать вопросы.

Нет, конечно же, я понимала, что однажды раньше или позже это произойдет. Могу даже сказать больше, я не только допускала такое развитие событий, но порой и подталкивала его к этому. Баронет мужчина видный, не обремененный спутницей жизни. Если у него и была любовница, так только из местных его деревенских или прислуги, ведь против мужской природы не попрешь. А тут он добрых полтора месяца упорно ухаживал за мной, был неизменно любезен, даже помог на ярмарке, которая проводилась в самой крупной его деревни купить мне два пони в хозяйство. Тут даже дура смогла бы понять, к чему все идет. А дурой я не была, но… Черт возьми! Что-то внутри меня, едва дело доходило до опасной грани, обрубало все чувственные порывы, и я вновь давала обратный ход. Порой я даже себя уговаривала: баронет мужчина видный, красивый и весьма обходительный. Так какого мне рожна надо?! Но нет, чуть ближе к койке и во мне все отмирало.

— О-о, Аннель! И если вы считаете меня просто другом, то мое сердце… — он приложил мою ладонь, которую по-прежнему держал к своей груди. — Послушайте, как оно бьется!

На мгновение я оторопела.

— Джонатан, вы ли это? — произнесла я, когда смогла говорить. — До этого момента я считала вас довольно взрослым мужчиной, с отсутствием романтических порывов, так свойственных едва вышедшим в свет юнцам.

Баронет выпрямился, его взгляд утратил влюбленную поволоку, однако моей руки он так и не отпустил.

— Тогда Аннель, вы как никто другой должны понимать меня. Я уже вышедший в отставку боевой офицер, покоривший немало сердец юных девушек и молодых дам, но вы… Аннель, вы необычны, вы притягательны и прекрасны. Я еще не встречал такой женщины как вы. Если поначалу, я счел вас милой соседкой и не более, которая на некоторое время уехала от своего супруга в эту глушь, и все ждет, когда тот приедет за ней и увезет к блеску столичной жизни. Но теперь я думаю о вас иначе. Вы не из тех ветрениц, которые предпочитают вести хозяйство только для вида, а в основном проводят время на никчемных балах. Вы настоящая, живая! Не глупая фарфоровая кукла, которыми заполнены салоны столицы. Вы иная. И так незаметно вы прокрались в мое сердце… Я даже сам не понял, когда вы завладели им! Аннель. Не отвергайте меня, дайте мне хотя бы шанс, хоть малую надежду?! Я понимаю, что меж нами всегда будет стоять ваш супруг, за которого вы вышли и с которым должны прожить всю жизнь, но прошу вас… Нет, я умоляю вас, хотя бы не убивайте надежду во мне! Для меня этого будет вполне довольно.