Записки средневековой домохозяйки - Страница 46

С самого утра стайки ребятишек подкрадывались к нашему дому, заглядывали в окна, а когда их спугивал кто-нибудь из мужчин, облепляли полуразваленный самодельный плетень, огораживающий двор, а когда видели меня, со всей своей детской непосредственностью тыкали пальцами, галдели и смеялись. И хотя я ничем не выделялась среди моих девушек, но в лицо меня уже знали, и стоило мне только заняться каким-нибудь делом во дворе, как они вытягивали шеи и принимались галдеть еще сильней.

Но детвора оказалась еще не самой большой неприятностью — хоть шума от них и много, зато вреда не было. Неожиданной проблемой оказались взрослые парни. Они приходили к дому по вечерам, как заканчивались их дневные дела… Вот это стало проблемой. И если честно я не за себя опасалась, а за девушек. Я понимала, что меня они пальцем не тронут. Это я просто чувствовала по их движениям, некоторой скованности, а вот их… Не дай бог, прихватят кого или прижмут?! Они уже и с Агной пытались заигрывать и с Меган, тем самым, задирая Питера.

Но последней каплей моего терпения стало последнее происшествие. Я отправила Меган в деревню за молоком. Но девушка вернулась с полупустым бидоном, весьма встрепанная и разозленная. Выяснилось, что парочка каких-то бойких охламонов прицепилась к ней и начала приставать.

Услышав ее сбивчивый рассказ Питер подхватился и тут же поспешил в деревню. Через пару часов он вернулся, но с заплывшим глазом. Мне как хозяйке пришлось его отчитать. И все бы ничего, если бы следом не заявилось уже с десяток деревенских, возглавляемых той самой парой парней. У одного из них был нос, свернутый на бок, а у другого — не меньше чем у Питера красочный синяк на лице.

Тогда с помощью мистера Гивела старшего — его весьма уважали в деревне — и мистера Порримана мне удалось прогнать их, но я решила не пускать дело и дальше на самотек. Наверняка деревенские парни затаили злобу на Питера, и еще больше не будут давать прохода Меган и Агне. А еще я боялась, что в отместку они надумают побить теплицу. А этого допустить никак нельзя!

Пришлось направиться к деревенскому пресвитеру, благо говорили, он совсем недавно вернулся из поездки. Я оделась понаряднее, чем обычно ходила по усадьбе, но, тем не менее, весьма скромно, я бы даже сказала нравственно, если бы это можно было употребить к внешнему виду. Девушки быстро сшили мне приталенный жакет к новой едва законченной юбке, на блузку пришили кружева, споротые с того самого платья, что я порвала, когда бросалась на Кларенса с кочергой. Поверх для солидности я надела свою расшитую дубленку и на голову накинула тонкую пуховую шаль ради тепла и чтобы не мять прическу.

В общем, я была сама добропорядочность и очарование, когда в сопровождении мистера Порримана, как лакея и Агны, как дуэньи, пошла в гости.

Дом отца Митчелла был виден издалека и весьма отличался от домов других жителей. Даже старосты. Это было двухэтажное, сложенное из природного камня здание, покрытое черепичной крышей. На окнах висели занавески, а двор перед входом оказался выложен брусчаткой. Когда мистер Порриман постучал в дверь, нам открыл слуга — вышколенный и весьма опрятный юноша. Узнав, кто пожаловал, он низко склонился передо мной и пригласил войти.

В прихожей он принял мою дубленку, которую помогла снять Агна. Я накинула на плечи шаль — думаю, такую красоту стоит продемонстрировать, ведь оренбургских пуховых платков у них никогда не видели, и последовала за слугой в гостиную.

Там уже находились люди. Двое мужчин в церковном облачении сидящие в креслах. Справа у камина расположился мужчина на вид лет пятидесяти сухощавый, когда-то черноволосый и неожиданно смуглокожий, с пронзительными верными глазами и носом с горбинкой. Если судить по земным меркам, то я бы сказала, он очень походил на итальянца. Весь его внешний вид: осанка, поворот головы источали горделивость и чувство собственного достоинства. Другой слева — белокожий мужчина, с невыразительным лицом, и тоже наполовину седой, возраста эдак лет сорока, весьма похож на уроженца здешних мест. Думаю, как раз он и был отцом Митчеллом.

Юноша представил меня.

— Какая честь, миледи! Какая честь для моего скромного дома и прихода! — воскликнул второй мужчина, поднимаясь из кресла.

Я не ошиблась в своих выводах — светлокожий действительно оказался местным пресвитером.

— Прошу простить меня, что за все это время пока вы находитесь в усадьбе, так и не зашел к вам. Но я был в отъезде и… — и тут же оборвавшись на полуслове, склонил голову в сторону темноволосого церковника, который по-прежнему сидел в кресле и с любопытством смотрел на меня. — Ваше преосвященство, позвольте представить вам маркизу Мейнмор, — и уже обращаясь ко мне: — Миледи, его преосвященство епископ-коадъютор Фердинанд Тумбони.

Епископ едва заметно склонил голову, а мне же пришлось сделать неглубокий реверанс.

— Ваше преосвященство.

После того как все были представлены друг другу, пресвитер подошел ко мне и, предложив руку, подвел небольшому диванчику, стоявшему у стены, как раз напротив епископского кресла.

— Торенс, подай чаю! — распорядился он, а после начал непринужденную беседу, про погоду.

Подали чай и пресвитер, как радушный хозяин начал разливать его. Беседа все так же плавно текла ни о чем. Епископ особо в разговор не вступал, и когда отец Митчелл обращался к нему, отделывался лишь ничего не значащими фразами.

Я спохватилась, когда поняла, что понапрасну упускаю время. Попыталась плавно перевести разговор на деревенские нужды, но тут мне все смешал епископ.